Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Протоиерей Вячеслав (Винников)

“Я ПОВЕРИЛ ОТ РОЖДЕНЬЯ В БОГОРОДИЦЫН ПОКРОВ...”

К оглавлению.

                 СЛУЖЕНИЕ

 “В чин священства, не по делом моим,                                

                   но по единей Твоей  благоизволил еси

                  призвати милости”

                       (Из молитвы святого Амвросия,

             епископа Медиоланского)

Приезжаю в храм Всех cкорбящих Радости на Ордынке к Архиепископу Киприану, который должен меня рукополагать, представляюсь и беру у него благословение. В храме идет всенощная под день мученика Трифона. Владыка дает мне часослов и говорит: “Иди читай шестопсалмие, последний раз читаешь”, особо выделив слова “последний раз”, имея в виду, что шестопсалмие читают чтецы, а меня на следующий день должны рукополагать во диакона, а через день, на Сретение, - во священники.

По рукоположении отправляюсь в храм Рождества Христова в Измайлове, где я теперь должен служить. Там тоже идет всенощная. Я тем временем знакомлюсь с настоятелем отцом Виктором Жуковым и с батюшками. Перед утреней подходит ко мне настоятель, дает  часослов и говорит: “Идите читайте шестопсалмие”. Я стою, онемев, и думаю: “Владыка ведь сказал “последний раз”, а теперь меня здесь так унижают: я - священник, а они делают из меня простого чтеца.” Слава Богу, что хватило у меня ума не отказаться и пойти читать. Оказывается, у отца Виктора Жукова было принято, чтобы священники под воскресные дни и праздники по очереди читали шестопсалмие.

                                        Ххх

 День мученик  Трифона и Сретение слились  в моей душе воедино как праздник моего рукоположения. Каждый год с тех пор я жду Сретения, как светлого большого события в моей жизни. На Сретение зима с летом встречается, а человек - с Богом . Сретение -  моя личная Пасха,  которую Сам Бог сотворил для меня: я нагнул голову,  Господь накрыл меня  и оставил  в епитрахили…  Аксиос, аксиос, аксиос… достоин. Смотрю: стою  в облачении, а люди подходят и крест у меня в руках целуют, среди них и мама…  А я как бы со стороны на себя смотрю…  Так  на Сретение встретил я Господа на всю жизнь и радостью этой встречи делюсь с тех пор со всеми.

                                              ххх

Свою первую литургию я служил один, но рядом, правда, стоял батюшка, который мне подсказывал.  Я должен был молитвы тайные вычитывать,  возгласы произносить и помнить, что я теперь священник, а не алтарник. Боялся что-то сделать не так, даже сейчас не могу понять, как отслужил первую литургию. О  внутренней молитве, наверное, и речи не могло быть, так все на меня  нахлынуло....  Батюшка, стоящий рядом, говорил мне, когда  руки воздевать, когда что произносить, а остальное все Господь делал, Его благодать меня не оставляла.

    Первую литургию я служил в храме Всех скорбящих Радости на Ордынке. При самом рукоположении и на первых службах я как бы со стороны на себя смотрел: стою в подризнике, в облачении, в епитрахили, все это на мне, а вот сам ли я это, или кто другой... Я часто стоял на службе и думал: вот на мне епитрахиль, а неужели я с ней слит? Да не может этого быть, здесь что-то напутано, и опять смотрю на нее, да нет, вот она на мне. Господи, за что, за какие такие труды Ты мне дал служение....   Со временем я слился с облачением и со службой. Чувствую в этом пристуствие Господа, Он посылает это слияние. Рвется моя душа  к службе, боюсь только своих немощей и грехов.... Вдруг они остановят, не дадут совершиться  службе, страшно становится....  Как-то стало мне плохо в метро, когда я ехал  к поздней литургии...  Чудом добрался до дома, лег и  только повторял “Господи помилуй, Господи  помилуй....”, а где-то внутри звучало “а служба-то, служба-то как же”.... Казалось, что еще секунда, и... я бы ушел. Да Господь спас, пришел я в себя, смотрю - на часах половина девятого. Хорошо, что я рано выхожу на службу и у меня всегда есть запас времени: вскочил и побежал - без двадцати десять уже был в алтаре. Слава Тебе Господи! Один раз все же заболел и остался дома: лежу и думаю, что все кончено, завершилось мое служение....Но Господь опять проявил милость. Но остался страх: вдруг не доеду, не отслужу литургию,  -   как боялся за самую первую, так и за самую последнюю боюсь.

      Завтра мне служить, ехать в метро и думать о своей службе:  как буду облачаться, молиться, частички вынимать, а всем от этого будет светлее и радостнее... Священство - самое великое дело на земле, так как Он Сам и Его благодать действуют через нас, принявших рукоположение. Поставлен у Престола, стой и молись, и не рассуждай, скорби о грехах, о своем недостоинстве, но молитвы не прерывай, Сам Господь с тобой и тебе помогает, без него ничего бы этого ты не понес.

      Первая и последняя литургия... Первая была, а когда будет последняя, не знаю... Один Господь весть...

                                                    ххх

Когда я пришел служить в Измайлово, настоятель отец Виктор Жуков не очень был ко мне расположен. Все священники были певцы и с отличным слухом, до меня на этом месте служил отец Николай Ведерников,  окончивший Московскую консерваторию по классу композиции. А мне слон на ухо наступил. 

Как-то по окончании панихиды подходит ко мне отец Виктор и говорит: “Отец Вячеслав, вы нам не подходите”. Я промолчал, а он перестал со мной здороваться.

Прослужил я около месяца, и опять ко мне подходит отец Виктор: “Отец Вячеслав, народ Вас очень любит, уважает. Причащали Вы как-то на дому, Вам хотели дать три рубля... а Вы не взяли...” Я снова промолчал. Стали друг с другом здороваться и целоваться.

Вот что могут сделать простые три рубля и как изменить отношения между людьми. А насчет пения самый знатный из них певун отец Виктор Продан  как-то сказал мне : “Отец Вячеслав, у Вас все хорошо получается, только немножко повыше берите.” А батюшки, слушая, как я служу, смеясь, говорили: “ У отца Виктора и сковорода запоет”.

                                        ххх

На всенощную службу под праздник в храме собралось много народа, в алтаре четыре священника, на правом и левом клиросе стоят певчие, время начинать службу, но нет отца Виктора,  а без него начинать нельзя. Наконец, с опозданием на 20 минут, о. Виктор заходит в алтарь, прикладывается к престолу и слышит голос протодьякона:

 - Ничего себе, прихожане, священники, правый и левый хор  ждут одного!

- Отец протодьякон, снимайте стихарь, служить сегодня не будете, - очень внятно произносит отец Виктор.

- Простите, - говорит протодьякон и падает перед ним на колени.

- Служи.

Повинную голову меч не сечет. 

                                        ххх

В Измайлово в храм Рождества Христова пришел новый настоятель, архимандрит Герасим, человек неуравновешенный, вспыльчивый, порой неуправляемый. Служить с ним было очень трудно.

Как-то в праздник, под конец службы, настоятель стоит с крестом в царских вратах, а протодьякон Петр (Есин) произносит уставное многолетие. “Братии... и прихожанам святаго храма сего...”, - выводит басом протодиакон, пропуская в многолетии слово “настоятелю”. Архимандрит Герасим  оборачивается в гневе: “Почему пропустил “настоятелю”? Отец Петр молчит. “Говори: настоятелю “многая лета”, -повторяет о. Герасим...

Тогда протодьякон Петр оборачивается к народу, наполнившему храм, и громко, так, что слышно во всех уголках, произносит:

“Отцы и братья, сестры, вот настоятель требует, чтобы я ему произнес многолетие, а за что?”

 Наверное, по уставу многолетие произносить надо, но надо это и заслужить.

                                        ххх

1958 год, деревня Алешки, Волгоградская область.

Деревенский священник, бывший бухгалтер, жил в сторожке рядом с храмом. Ночью кто-то подпер его дверь и поджег сторожку. Священник сгорел, а виновников не нашли. Помню, как на Троицын день я молился у него в алтаре.

                                        Ххх

Начало 60-х .

Мой друг, иеромонах Сергий из Воронежа, вез мне довольно большую старинную цветную литографию Божией Матери Казанской, которая была свернута в трубочку и перевязана ленточкой. По его рассказу, самолет попал в воздушную яму, был очень сильный толчок, и все, что было у него в руках, в том числе и литография, все полетело и покатилось по проходу. И вдруг отец Сергий видит, как по проходу , чуть ли не от самой кабины летчиков, идет маленький мальчик лет пяти  и несет в руках свернутую в трубочку литографию. Поравнявшись с иеромонахом, он отдает ему свернутую икону... Отец Сергий расценил это как чудо.

Я вставил литографию в рамку, под стекло, и освятил ее в Николо-Хамовническом храме. А перед освящением этот чудесный образ, по благословению батюшки отца Леонида, всю литургию находился на святом престоле. Всем, кто ко мне приходит, я рассказываю о чудесном обретении этого образа Божией Матери.

                                        ххх

 Иконы занимают огромное место в нашей жизни, они по-разному нам достаются: родовые переходят из поколения в поколение, их хранят, к ним бережно относятся, да по-другому и нельзя, на них молились деды, прадеды, от одного этого пред ними колени преклонишь; другие Господь посылает нам через каких-нибудь людей, знакомых и совсем незнакомых.

 Две молодые женщины принесли мне икону Божьей Матери “Умиление”.

- Батюшка, возьмите, - говорит одна их них, - это икона моего мужа. Он сказал, что она ему приносит несчастье, велел отнести в храм.

- Не может икона приносить несчастье. Она хранит, она благословляет, она помогает.

- Нет, Вы все-таки возьмите и нам будет спокойнее.

Говорю им:

- Если передумаете, приходите, я вам сразу верну ее.

А сам стою и думаю: какая прекрасная икона, глаз оторвать нельзя. И где-то внутри такое чувство: уж лучше бы не забирали, Сама Божья Матерь ко мне пришла. Принес домой, поставил рядом с другими иконами и молюсь: “Господи, сохрани их неразумных. Не от зла они это делают, прости их, помоги их неверию, прости и Ты, Божья Матерь”. Так и не пришли. Но если даже и придут, то теперь я уж им эту икону не отдам, а куплю другую и подарю. Эта икона уже намолена мною, грешным батюшкой, недостойной моей молитвой.

                                        ххх

Прочитал я об Иверской Монреальской иконе Божьей Матери и о ее хранителе Иосифе. Чудес от иконы много, Божья Матерь нигде и никого не оставляет и непрестанно пред Господом за всех заступается. И вот о чем я задумался: сколько у нас сейчас разговоров о раскольниках, но судим мы об этом по нашим мирским меркам. А есть мерки и другие - Божьи.  Прислушиваемся ли мы к ним или пропускаем мимо ушей, не обращаем на Божьи знаки никакого внимания? Сама Божья Матерь посетила раскольничью ( по нашим понятиям) Церковь, и когда митрополит Виталий, глава Русской Зарубежной Церкви, взял святыню в руки,  руки предстоятеля этой Церкви покрылись миром. Это о чем-то все-таки говорит?! Мы читаем о чудесах, умиляемся, молимся, храним Ее образочки и ватки, пропитанные святым благоуханным миром, исцеляемся, а сам хранитель, прихожанин Зарубежной Церкви, остается для нас как бы в тени, да и сама Зарубежная Церковь как бы сокрыта. Божья Матерь являлась великим русским святым - преподобному Сергию, преподобному Серафиму...   А чадо  Зарубежной Церкви Иосифа, бывшего католика, Божья Матерь избрала хранителем своего чудотворного образа. Неужели и дальше нам упорствовать и не видеть здесь перст Божий? Явно Божья Матерь посетила эту Церковь, ее предстоятеля и тех, кто в эту Церковь ходит.  В каких только странах и городах не побывал с этой святыней за 15 лет блаженный Иосиф, святой человек ( свидетельство святости - его мученическая кончина). А вот нас, нашу Русскую землю, Божья Матерь этой иконой не посетила. Мы можем сказать, что у нас многие иконы мироточат, и это, конечно, говорит о благодатности Русской Церкви, но ведь мироточивая икона Божьей Матери Монреальской  говорит нам о благодатности и Зарубежной Церкви. Божья Матерь нас соединяет, а мы упорствуем и с той и с другой стороны.

И вот Образ Ее исчез, и хранителя Иосифа нет, и мы не прикоснулись к этой святыне, не поклонились Ей на нашей земле и остались сиротами. Был дан Божественный знак соединения, а мы его не поняли, прозевали за другими делами, по нашему разумению, более важными. Мне кажется, что и им, и нам надо пасть перед Божьей Матерью на колени и просить у Нее, нашей Заступницы, прощения. Может, простит, помилует, не отринет, мы Ее дети, а дети бывают и неразумными... Надежда есть только на Ее прощение, а так во всем и кругом мы  виноваты.

Радуйся, Благая Вратарница, двери райские верным отверзающая!

                                        ххх

Заступничество Божьей Матери всем обеспечено. Только воззови, обратись - обязательно подкрепит и поможет. Сейчас многие Ее иконы источают миро: это нам особый знак для того, чтобы мы опомнились. Крепче, видно, раньше у людей была вера, и без видимых знаков верили, а вот нам, более слабым, особая благодать, особое видение, немоществующих нас врачующая. Это проявление Ее любви к нам, роду человеческому, где грех - туда на помощь спешит благодать Божья. Только грешить, конечно, не надо.  Если эта милость иссякнет оттого, что нас ничем не проймешь, тогда совсем страшно  будет.

Песнь Божьей Матери надо петь непрестанно, возносить к Ней горячие молитвы, и засветится наша жизнь, заиграет духовными красками,  и радостен будет наш мир, потому что Она - Матерь нас всех, и живущих и ушедших, и тех, кто должен появиться на Божий свет, который мы, каждый в меру своей греховности, испортили и сделали таким неуютным. А Божья Матерь все и всех преображает, поэтому и обращаемся мы к ней, и протягиваем руки: Пресвятая Богородица, Заступница Ты Наша, спаси нас!

                                        ххх

Измайлово.

Маленький мальчик в валеночках подходит ко мне и спрашивает:

- Батюшка, можно я буду приходить к вам?

- Конечно, можно.

- Только меня мама в храм не пускает, а я говорю ей, что иду в кино.

- Говори, но потом на исповеди в этом покайся.

Мальчика звали Сева. Сейчас он отец Всеволод, священник.

                                        Ххх

  Отец Валериан Николаев одно время был настоятелем в храме святителя Николая в Хамовниках, а я был у него алтарником. Звал он меня очень ласково - Славушка.

Много лет спустя, служу я священником в Измайлове в храме Рождества Христова, и вдруг... вторым священником присылают отца Валериана. Заходит он в алтарь и не верит глазам своим, и я тоже не верю...

- Славушка, и ты здесь?

 А я ему:

- Батюшка, отец Валериан, а Вы-то как здесь оказались?

   Поник немножко головой:

 - Смирил меня Господь, вот видишь, теперь я не настоятелем...

   А он был настоятелем и у св. Пимена, и в храме Преображения, и в Успенском храме Новодевичьего монастыря, и на Даниловском кладбище, и в Хамовниках, и в храме Божией Матери “Нечаянная радость” в Марьиной роще. Прослужил он в Измайлове 14 лет. На мой день Ангела всегда дарил мне коробку конфет (говорил, чтобы жизнь была сладкая) и старинную книгу, им подписанную. Надеюсь, Господь упокоил его в селениях праведных, ведь “Бог гордым противится, а смиренным дает благодать”.

   Эти слова очень любила моя матушка Тамара, они у нее были записаны отдельно на листочке, и всегда лежали на столе под маленькими иконочками преп. Серафима Саровского и благоверной царицы Тамары, и сейчас лежат. Отца Валериана она знала и очень уважала, хотя  они никогда не встречались. Я верю, что они встретились.  Там, в вечной жизни, и, может быть, беседуя, вспомнят обо мне и назовут ласково, как называли на земле: Тамара - Славочкой, а отец Валериан - Славушкой. Царство им Небесное и вечный покой!

                                             ххх

70-е годы. Один день из жизни московского священника.

  Служил я тогда в Измайлове, а жил - на другом конце Москвы, в Чертанове. А мама жила на улице Ефремова, между станциями метро “Фрунзенская” и “Парк Культуры”.  В ту субботу я ночевал у мамы, ранняя воскресная служба начиналась в 7 утра,  в алтаре нужно было быть не позднее 6.30, иначе  ничего не успеешь сделать и службу задержишь, что непозволительно. Вставал в половине пятого, если не раньше,  шел по Комсомольскому проспекту в сторону метро “Парк Культуры”.  Если в это время  встречалась машина, просил подвезти. Один раз ехал даже на огромном Камазе, сидел на сиденье, как на троне. Все это стоило тогда от 3 р.50 коп. до 5 рублей, как договоришься. Если удавалось подъехать на машине, то на службу приезжал к шести часам, а то и раньше. Рад бывал  так, будто мне Нобелевскую премию присудили, уж очень хотелось службу вести не спеша, а если машины не было, тогда по-спринтерски добегал до метро и, как только открывали двери - бегом вниз по эскалатору, а там внизу должен успеть на поезд,  если не будешь бежать, то он уйдет, и ты потеряешь целые 10 минут, которые утром так дороги. Шлепнешься, бывало,  на сиденье и не веришь - неужели успел? Едешь до Курской, стоишь у дверей наготове, чуть приоткрылись - ты пулей вверх по лестнице, по переходу, чтобы и на Измайловской линии успеть в только что подошедший поезд. Успел, слава Богу… Сердце готово выпрыгнуть, то ли от радости, то ли от такого бега… Едешь…  Вот и Измайлово… Поезд из тоннеля выскочил на улицу - справа лес, слева дома… Опять у двери первый -  на старте и - бегом, сейчас должен подойти автобус, не успеешь - придется бежать, высунув язык, довольно большие четыре остановки. Этот отрезок часто бежим вдвоем с о. Петром, дьяконом, ноздря в ноздрю. А если едем  на автобусе, то от остановки надо бежать между домами. Врываешься в храм - и наверх, по лестнице-"трапу" на колокольню, где батюшки переодевались. Простите, даже в туалет нельзя заскочить - потеряешь драгоценные минуты….  Подрясник, ряса, крест - и в алтарь вбегаешь… Возглас на "часы": “Благословен Бог наш…”   Да, “благословен”, вот поэтому и бежал, спешил, несся как угорелый, чтобы произнести эти чудесные слова….  А затем литургия, там уж “благословенно” Его Царство. Как же можно было не спешить, когда перед тобой Царство Божие, которое в то же время “внутри тебя”? Это “сказка” Божия на все времена и для всех народов, без которой никто из нас жить не может…

Ранняя  литургия была моей любовью:  в 8 часов утра идет молитва, помин о здравии и за упокой, предстояние перед Богом, перед Его Святым Престолом, полный храм народа, много причастников, молебен с водосвятием и заказные акафисты,  пять-шесть и больше. В общей сложности два акафиста прочитаешь целиком,  из каждого  следующего читаешь хотя бы по два кондака и по два икоса, а потом бежишь крестить… Крестильня полна народа. Она небольшая, очень низкая, воздуху мало, свечи гаснут… Летом крестишь в одном подряснике. Подрясники, мокрые от пота, меняешь - уборщица сушит их на могильных оградках: мокрый вешает,  сухой надеваешь на себя - и за дело. Одна группа, вторая, третья, каждая человек по десять-тринадцать, и взрослых, и детей. Потом воцерковляешь, маленьких  таскаешь на руках, мальчиков - в алтарь, девочек - к Царским вратам…  Под собой ног не чуешь,  в глазах темно,  нет ни  чая горячего, ни завтрака, ни обеда: еды не полагается - таково произволение настоятеля. А если и принесешь что с собой, термос и бутерброд, то нет ни минуты, чтобы это съесть. Один раз настоятель меня за едой застал: “Нечего здесь чаи  распивать, работать надо”. Вот так-то….  Закончишь крестины,  идешь отпевать или венчать, а время бежит….

Потом еду домой передохнуть. Прибегаю -  быстро съедаю тарелку супа, котлеты, залпом выпиваю компот и - на диван….  Лежу и на часы смотрю,  секунды отсчитываю, как на старте - сейчас выстрелит стартовый пистолет - и опять стремительный бег… Полежал минут пять, больше нельзя - опоздаешь. В 5 часов вечера начинается заказная заупокойная   служба, идет она час, на ней даже поется “Великое славословие”… А в 6 часов - вечерня,  в конце - акафист Божией Матери “Иерусалимская” с водосвятием, и опять бег в обратную сторону - в Чертаново. На следующий день утром надо рано вставать и опять служить Литургию, - и так всю неделю. И ничего, и мои домашние такую службу выдерживали, выдерживал и я - был моложе и посильнее…

Конечно, такой ритм служения труден и для священника, и для окружающих его людей. Недавно мне рассказали о молодом человеке, который  хотел поговорить со священником, а у того не было времени для разговора. И тогда этот молодой человек… подался к мусульманам, пошел в мечеть, где мулла его очень хорошо принял и поговорил с ним, обласкал, после чего он принял мусульманство и стал молиться Аллаху…  Господь-то у всех один и, думаю, Он его не оставит за его искренность и веру. А священником, у которого не было времени на разговоры с молодым человеком, вполне мог быть я - спортсмен-спринтер, марафонец. В такой спешке я служил полтора года,  будни мало чем отличались  от воскресных дней: одни требы на дому -- причащения и соборования - поглощали уйму времени, не до разговоров было с прихожанами, жаждущими совета пастыря.  

 Помолитесь о нас, “бегунах”, не ропщите и не бегите сразу в мечеть или синагогу. Господь дал нам православную веру, и за нее надо   крепко держаться. А мне завтра утром опять вставать и бежать, не так быстро, как в молодости, но бежать всё равно надо - утром рано, как на Пасху, Царство Божие открывается для тех, кто рано встает и сломя голову бежит -  пока врата не закрылись, надо в них проскочить, может, Господь и не выгонит, окажет Свою милость просто за один этот бег, а за какие еще заслуги?     Бежать, бежать и бежать, сломя голову, к Богу - вот наш девиз…

                           ххх

Литургия  - центр всего, без нее жить нельзя, здесь все - и небо и земля, и живое и мертвое, весь мир, вся вселенная, - все сосредоточено на Святом Престоле, в Святом Алтаре. Здесь “Твоя от Твоих Тебе приносяща за всех и за вся”. А ты стоишь перед Престолом и все это совершаешь. Я служу много лет и не могу даже представить себе жизнь без служб, при одной мысли об этом становится страшно. Иногда думаешь о болезнях, немощи, да и  о приближающейся старости, из-за которых можешь остаться дома, не пойти на службу… Как будто  очень просто, но что за этим стоит, “остался дома”… значит, что ты теперь больше не служишь, даже помыслить об этом страшно… Бежишь, летишь, ползешь, карабкаешься… потому что в храме тебя ждет литургия… Это похоже на влюбленность, когда ты влюблен и тебя ждет любимая, все препятствия сметешь, а к ней доберешься… И здесь тоже “любимая”, любимая тобой литургия, без которой не можешь жить, дышать, и ходить по белу свету не можешь, она твоя возлюбленная служба… Ни с чем не сравнить тишину алтаря, раннюю, предрассветную… и ты в этой алтарной тишине, возлагаешь на себя священные одежды: подризник, епитрахиль, пояс, поручи, фелонь и направляешься к жертвеннику, где тебя ждут чаша, потир, просфоры, копие… целуешь их, произносишь священнейшие слова и вспоминаешь рождение Спасителя, Его Крестную Смерть… Поминаешь живших и ушедших: Господи, помяни, не остави их Своей милостью.. У кого есть на земле еще такая “должность”, такая Господня “работа”? - только у батюшки. Весь мир перед тобой на этом святом жертвеннике, на  святом дискосе, и ты, недостойный, перед Господом, за этот мир молишься…. Только имей “дух сокрушен”, это будет твоя “жертва Богу”. И ложатся частички из святых просфор на тарелочку-дискос… и вот их уже целая гора.

  Хорошо утром в храме, всех Господь здесь покрывает Своей любовию, и батюшку, и живых, и усопших… загляните хоть на минуточку… и частичку этой любви захватите с собой на работу, в свои семьи, своим детишкам… Любы Бога и Отца будет со всеми вами.

                           Ххх

  Горят лампадочки, тишина и покой, тикают часы, и бежит время… Минута, вторая, что-то часы оттикивают, а что - попробуй их пойми, они тикают своё. Завели их - вот они и тикают: тик-так, тик-так… Славка - дурак…  Они со мной разговаривают: тик-так, тик-так… Я их завожу, чтобы не проспать  службу, чтобы они мне время показывали, и они исправно это делают - утром звенят на все голоса. У меня их трое - двое - Тамарины, одни - год назад подарили, - и все между собой дружат, не ругаются, знают - если поругаются, я могу проспать, а им будет стыдно. Люди придут на службу, а отца Вячеслава нет. Позор-то какой! А кто, скажут, виноват? - Часы. Со стыда сгоришь. Стараются не отставать и вперед не убегать. Мудрые часики, и славно так тикают: тик-так, тик-так, отец Вячеслав служить мастак. Ну, это, конечно, они меня перехвалили… Что ж, буду стараться оправдать их доверие. Милые часики, какие славные руки вас покупали! Сколько отмерено вам тикать, будить меня, радовать своим тиканьем? - Тик-так, тик-так, тик-так. Не убегайте от меня, не спешите и не отставайте, мне хорошо с вами - жизнь продолжается, потикайте подольше, чтобы я успел замолить и свои грехи, и помолиться о тех, кто просит. Часы улыбнулись и меня рассмешили. Тик-так, тик-так, ну какой же отец Вячеслав чудак….  Я на них не обижаюсь - родные они, а разве на родных обижаются? Так и живем: я и трое часов, и все тикаем, пока завод не кончится: тик-так, тик-так, тик-так….

                                          ххх

Узкое.

 Храм Божией Матери Казанской (тогда еще закрытый) расположен в лесу, кругом озера, красиво и тихо. Маленькая девочка пяти-шести лет смотрит на купола храма, центральный купол блестит золотом...

- Дедушка, дедушка, а там Бог!

- Нет там никакого Бога, - дед резко хватает ее за ручку, - пошли отсюда.

Интересно, куда повел дедушка свою внучку? Уж не в мавзолей ли?

                                        ххх

1973 год.

  Опять с московских колоколен

 В морозный сумрак льется звон.

 Опять зима и день Николин.

 И лучезарен Орион.

Эти строки принадлежат замечательному русскому поэту Александру Солодовникову.  Он жил на Гоголевском бульваре, где я его несколько раз причащал. Удивительно стойкий и красивый человек. Он прошел лагеря, и в то время, когда я его узнал, он уже почти не ходил. Ухаживала за ним его супруга Нина. Он поразил меня своей выдержанностью, своей верой и упованием на Бога,  удивительно теплым расположением ко мне, молодому тогда священнику. Его стихи, сшитые в тетрадочку, проникали прямо в сердце, в  душу, и призывали к стойкости и молитве. Особенно запомнилось мне его стихотворение, написанное об Успенском соборе:

            Не спят святители, не спят

                    В кругу погашенных лампад.

                   И если хочешь укрепиться

                   У родника духовных сил -

                   Приди, чтоб тайно помолиться

                   Перед святыней их могил.

    Он не дожил до того времени, когда стало возможным молиться не тайно, а явно у гробниц святителей, но сам он очень много сделал своими стихами и своей исповеднической жизнью для того, чтобы настали такие времена. И стихи его сейчас издаются.

                                        ххх

1975 год

Я служил две недели в храме Ильи Обыденного, где моя мама пела по понедельникам акафист преподобному Серафиму Саровскому. Однажды в воскресенье настоятель отец Николай  говорит мне : “Отец Вячеслав, сегодня одна пара должна венчаться, повенчайте их.” Вышел я из алтаря и спрашиваю: “Где молодые?” А кто-то мне отвечает:” Батюшка, подождите немного, сейчас милиция придет.” Я  не могу понять, при чем здесь милиция, что я без милиции не могу повенчать, или кто-то из милиции венчается? Подходят через некоторое время и говорят: “Вот теперь можно начинать - Милица Андреевна пришла”. Это была старенькая регентша, много лет прослужившая в храме. Видно, в храме некоторые ее  звали просто Милица. Она очень любила мою маму, а мама любила ее и 34 года пела у нее акафист.

 Вот так все счастливо разрешилось! А храм этот удивителен еще и тем, что одним из его прихожан был А. Солодовников. Он посвятил чудесные строчки этому храму и чудотворной иконе Божьей Матери “Нечаянная радость” , перенесенной туда из Кремля:

        Когда мы радости не чаем,

               В слепую скорбь погружены,

               То тихий взор Ее встречаем

               И слышим голос: “Спасены...”

                             (...)

               И все обыденное тайно
                         Необычайным предстает,

               Все светит радостью нечаянной

               И белой яблонькой цветет.

                                        ххх  

Измайлово, 1975 год.

Я часто причащаю Прасковью Васильевну Поздеевскую-Цвейтову. Ее брат - новомученик Российский Архиепископ Феодор Поздеевский, в прошлом - ректор Московской Духовной Академии и настоятель Данилова монастыря.

Рассказ Прасковьи Васильевны:

“Был у нас в деревне один блаженный... Как-то отец мой Василий служит, а этот блаженный заходит в храм во время службы и обращается к народу: “Что вы здесь стоите,  идите на задки к бане - там архиерей родился...” Это родился мой брат Федор - будущий Архиепископ. В деревнях было принято женщинам рожать в банях.

Прасковья Васильевна подарила мне две переснятые фотографии владыки Феодора: на одной он, молодой и черноволосый, снят в чертогах Академии, а на второй -  он в тюрьме, седой старец в очках.

                                        ххх

Милая и славная старушка Прасковья Васильевна жила на 4-й Парковой улице в Измайлове, в двухкомнатной квартире, со своей дочерью Любой, страдавшей тяжелым психическим недугом.

Ухаживала за ними раба Божия Ариадна Шостьина, дочь профессора Московской Духовной академии Александра Павловича Шостьина, сотрудничавшего с Архиепископом Феодором, в то время ректором Московской Духовной Академии.

Я причащал Прасковью Васильевну и ее дочь в маленькой комнате, где на комоде стояла икона святой мученицы Параскевы Пятницы. Однажды Прасковья Васильевна показала мне фотографию, на который она была среди гимназисток. “Отец Вячеслав, посмотрите, может, найдете меня здесь”, а ей в это время было уже за восемьдесят. Я долго смотрел на фотографию, а потом указал на молодую и статную девушку - вот! “Да как же Вы меня узнали?” Очень уж она была рада, что я угадал.

Умерла Прасковья Васильевна 18 июля 1979 года. Отпевал ее отец Виктор Продан в храме Рождества Христова. Я был в то время в отпуске, и они не смогли сообщить мне о ее кончине. В 1980 году  в психиатрической больнице умерла ее дочь Люба.

Души их во благих водворятся, и память их в род и род.

                                                ххх

Был такой в Даниловом монастыре иеромонах Иасон. Когда монастырь закрыли, а монахов разогнали, то приютила его мама моей матушки Тамары  - Ефросиния. Ходил он по улице в рясе и был  такой кругленький, толстенький, веселый, очень любил детишек и всегда раздавал им конфеты. В семье Тамары все называли его “отец Яссон”. В то время арестовывали всех священников подряд и  обвиняли в контрреволюционном заговоре. Однажды, ближе к ночи, в квартиру вошли трое и строго спросили: “Где Иасон?” Прошли в комнату, видят кто-то лежит, укрывшись одеялом (то был сам отец Иасон):

- А это кто у вас лежит?

 - Племянник из деревни.

 - А, племянник...  

И ушли. Позднее Иасона все же где-то арестовали, он исчез, а через некоторое время появился, но ходил уже в костюме. Вскоре он умер. Рассказывали, у него на улице отказало сердце.

У этой истории оказалось неожиданное продолжение. Однажды Прасковья Васильевна Поздеевская подарила мне Евангелие с дарственной надписью: “Многоуважаемому дорогому батюшке отцу Вячеславу  на добрую и молитвенную память о грешной Прасковье. 23/III-79г.” . Смотрю, а там еще одна дарственная надпись: “На молитвенную и добрую память р.б. Димитрiю Гервасиевичу в день его Ангела, от иеромонаха Иасона Смирнова 1921 года октября 26го дня”. (Евангелие ранее было подарено мужу Прасковьи Васильевны - Дмитрию Гервасиевичу Цвейтову).

Удивлению Тамариной мамы не было границ: “Неужели это тот самый Иасон? Да, да, припоминаю его фамилию - Смирнов”. Так через много лет отец  Иасон отблагодарил тех, кто поддержал его в роковые годы - приютил, накормил, не предал, - а он прислал им за это свое Евангелие. ”Голодный был, и вы накормили меня, в темницу хотели посадить, а вы защитили меня”.

Я молюсь о нем, как о родном человеке.

                                        ххх

Троице-Сергиевая Лавра. Троицкий собор.. Лето 1979 года.

Я сразу его увидел, как только вошел в храм - это был Владимир Алексеевич Солоухин. Подошел к нему:

- Владимир Алексеевич, можно Вас поблагодарить за Ваши “Письма из русского музея”, “Черные доски”, стихи...

Он очень хорошо окает, настоящий русский писатель, очень русский человек, свой, родной и близкий...

- Моя мама за Вас молится...

- А где она? Пожал ей руку.

- И я за Вас молюсь, приезжайте ко мне в храм в Измайлово, у нас древний храм, много старинных икон...

- Спасибо, постараюсь приехать.

Опечален его кончиной и молюсь за него.

                                        ххх

Измайлово. Храм Рождества Христова, начало 70-х.

Подходит девочка, складывает ладошки и говорит:

- Благослови, батюшка.

Благословляю и спрашиваю:

- Как  тебя зовут?

- Марина.

 Меня это очень тронуло, и я подумал, что ради таких Марин и стоит служить и призывать людей к Богу. Это чудесно: дети и Христос, и “пустите их приходить ко Мне”. А в те годы это не очень поощрялось.

Лет через десять подходит ко мне женщина, а с ней молодая девушка, которая просит моего благословения.

- Как зовут? - спрашиваю.

- Марина.

Вглядываюсь в лицо и вижу, что это и есть та самая Марина.

Посеянное взойдет!

                                            ххх

Еду со своим другом Рубеном на его машине.

-Батюшка, я вот дачу строю, сруб, и хочу к дому небольшую пристройку сделать, часовенку, где можно было бы помолиться, чтобы не мешали. Как Вы на это смотрите, благословите?

-  Рубен, дорогой, ну как батюшка может на это смотреть, конечно, положительно. Может, и я приеду когда-нибудь к тебе в гости и помолюсь.

Вот как меняются времена. Смотришь, и еще кто-то такую пристройку сделает, и будет самая настоящая домашняя малая церковь. Помоги, Господь, Рубену и иже с ним.

                                        ххх

Перевели меня служить в Антиохийское подворье. По всей России в то время регистрировали крестины. А здесь, как в старое доброе царское время, спокойно приходят принимать крещение взрослые, родители приносят и приводят крестить своих детей, - нет ни страха, ни боязни, что сообщат на работу, выгонят из института, вызовут на ковер, пропечатают в газете. Как будто попал в другую страну, где нет этих проклятых коммунистов (помню, в советской оперетте один из персонажей говорит: “Как хорошо, что нет у вас этих проклятых капиталистов!”). И как хорошо было крестить, молиться, поздравлять, и не верилось, что есть такое место в Советской стране, где нет страха! Не только со всей Москвы, изо всех уголков России, приезжали креститься в наш храм. Владыка Нифон (в те времена архимандрит), настоятель Антиохийского подворья сумел в те тяжелые страшные годы не обмануть доверия людей и Церкви, не поддаться безбожникам.

                                    ххх

Владыка Нифон - это музыкальный и духовный орган. У него просто нельзя не петь. Когда он ведет службу, то, кажется, поет весь храм, от алтаря до самых дверей, даже двор и прилегающие  улицы. Произносит он перед чтением Апостола:  “Мир всем”, и, кажется, этот “Мир всем” слышен даже на Красной площади, и там должны наклонить головы. Молитва у него сливается с духовной музыкой, с музыкой небес, он даже весь мокрый становится от этого слияния, весь преображается, он весь там, он весь в горнем, и горе тому, кто ему в это время помешает. Я стою на страже и трепещу, лишь бы только все было в порядке, лишь бы никто не помешал неверным движением, неловким действием... но если такое произойдет, то не сдобровать виновному... Архиерей молится, и все должны иметь сердце и очи горе. “Горе имеем сердца”.  Никому отвлекаться нельзя. И так всю службу. Мне кажется, что только так! Нужно отбросить все человеческое и видеть только священное, духовное... Господь перед нами, а мы Его служители, Его народ. А архиерей, изнемогая от духовной борьбы, ведет нас в Царство Света, и так хочет, чтобы мы не оглядывались, не останавливались, шли прямо...  Но мы упираемся, архиерей чуть ли не силой нас тащит, а мы никак не хотим, такие мы бестолковые...

Не кнутом же нас загонять в Царствие Небесное! Господи, помоги нам!

                                        ххх

Служу литургию в храме Архангела Гавриила: разворачиваю антиминс - а он чистый и  светлый, хотя был старенький и темный. Невольно мелькнула мысль, что, видно, кто-то постирал, или дьякон в химчистку отдал, хотя я знаю, что антиминсы сжигают или меняют у епископа. Смотрю на светлый антиминс, понимаю нелепость пришедшей мысли и, наконец, сознаю, что антиминс обновился, о чем я  и сообщил своим собратьям.

                                                    ххх

Как хорошо с Господом и как плохо без Него. Ради Господа и для того, чтобы быть с Ним, некоторые люди даже оставляют профессии, которым они посвятили свою жизнь. Многие годы к нам в храм ходила известная актриса: и службы выстаивала, и исповедывалась, и причащалась, но, наверное, настал такой момент, когда ей нужно было выбирать  “или - или”.  Выбрала она Господа и храм.

Вспоминаются слова Алеши Карамазова: “...сказано: “Раздай все и иди за мной”. Не могу я отдать вместо всего два рубля, а вместо “Иди за Мной” ходить лишь к обедне”. Последнее время много публикаций о том, как какая-то актриса стала монахиней или даже игуменьей монастыря. Значит, есть еще люди, для которых призыв Господа “Приидите ко Мне...” становится смыслом их жизни.

                                    ххх

Немного о театре.  Каждый из нас в своей жизни соприкоснулся с театром. Церковь говорит, что театр - это грех, а мы идем... Может просто хотим посмотреть на себя со стороны? Только в зеркале видишь свое отражение, а здесь, пожалуйста, два или три часа наблюдаешь свою жизнь. Где еще такое увидишь? Только во сне. Вот и тянет: может, увижу что-то такое, что смогу исправить, может, чему-то научусь, чего во мне нет. По-другому на что-то взгляну. Вот и приходим, и сидим, и глаз отвести не может, смотрим на самих себя. Труднее актерам. Попробуй, войди в жизнь другого человека, покажи ее во всей глубине, во всем многообразии самые высокие и самые низкие стороны, да чтобы сидящих в зале так захватило, что  забыли бы, кто они и где находятся. В этом отношении театр, наверное, полезен.

 Актеры... У них положение сложное: как бы не потерять себя, не забыть свое я, не жить и в реальной жизни жизнью своих героев. Тогда, наверное, надо уходить и "переквалифицироваться в управдомы". Так будет надежнее. Здесь уж точно будешь знать, кто ты, и зачем здесь, и куда идешь. Здесь не запутаешься, и ответ на Страшном Суде будешь давать за свое "я", а не за чужое, наигранное. Все-таки  лучше этим не заниматься, нечего шутить с огнем, жизнь-то одна, и она проходит не на сцене, а потому надо быть самим собой и за себя отвечать перед Господом.

                                        ххх

Как мы молились с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым.

Как-то в храме великомученика Феодора Стратилата подошла ко мне женщина, представилась Верой Федоровной и попросила отслужить заочное отпевание. Мы с дьяконом Виктором собирались домой, да и хор уже ушел.

- А кого вы отпеваете? - поинтересовался я.

- А вон, видите, у кануна спиной стоит мужчина, это Дмитрий Сергеевич Лихачев, он хочет отпеть брата своего Михаила.

Гляжу: он сам к нам идет.

- Батюшка, благословите.  И повторяет просьбу.

 Я говорю:

- Сейчас скажу дьякону, и вместе помолимся.

Так, вчетвером, и проводили его брата в путь всея земли. Поговорили потом о Пастернаке, Цветаевой, Ахматовой. Я вспомнил свою беседу с отцом Игоря Моисеева. Что-то неуловимое их объединяло, какая-то деликатность, бережное обращение со словом, и, наверное, интеллигентность давно ушедшего царского времени. С такими людьми даже не знаешь, как себя вести, остается одно - слушать, слушать и слушать... и не пропустить ничего из сказанного ими. И тогда начинаешь понимать, какие ценности мы потеряли и каких людей лишились из-за этой  “великой октябрьской социалистической”. Уйдут они, и только какой-нибудь гениальный актер, вроде Михаила Чехова, даст нам почувствовать то неповторимое время, сыграв тех людей, на которых, как на твердом основании, зиждилась когда-то Православная Русь.

А Валентина Федоровна подарила мне книгу о Дмитрии Сергеевиче и его фотографию, где он сидит за столом в своем кабинете...

                                        ххх

Прочитал в газете о пожаре в Алексеевской больнице (Кащенко) и увидел фото корпуса, который пострадал. Расстроился, представил этих бабушек и дедушек, которые и так доживали там последние дни и  стал за них просить Господа. Ведь Господь там, где страшно, Господь там, где болезнь, Господь там, где особенно тяжело, это мы знаем из Евангелия. Он везде, но здесь в особенности....  Вот Евангельский святой: отверз ему Господь глаза, и он увидел не только белый свет, но и Господа, и поклонился Ему. Был бы он зрячим, так бы и прошел мимо Господа, и никогда бы не было в нашей Церкви “недели о слепом”. Вот чем могут обернуться нам наши печали и болезни - обретением Господа. А в наших земных радостях мы можем Его и не увидеть, и примеров тому множество.

Был человек заключен в тюрьму, сидел в одиночке, и так сильно почувствовал присутствие Господа, что стал молиться: “Господи, пускай я здесь еще пробуду долго-долго, только не отходи от меня...” И в болезни Господь рядом, только подними свои глаза... и увидишь Его, стоящего у твоего одра, и, может, тоже скажешь: пускай я еще поболею, только не уходи, побудь со мной.

Ехал я в метро и увидел слепого мальчика: помог ему сесть в поезд и узнал от него, что ослеп он недавно , а до этого посещал воскресную школу в Даниловом монастыре. Не унывает, улыбается...

 А  кто ему в метро помог? -  Батюшка.  А кто такой батюшка?  - Это же Сам Спаситель, вот и опять встреча с Господом этого слепого мальчика...

 Мы все слепы, поэтому Господь и посылает нам болезни, чтобы мы прозрели, когда он посещает нас...  и падши поклонились бы ему. Встретив исцеленного слепого, Господь сказал ему: “Ты веруешь ли в Сына Божия?” - “А кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него?” Иисус сказал ему: “И видел ты Его, и Он говорит с тобой”. Он же сказал: “Верую, Господи!” И поклонился Ему”.

                                        ххх       

Иду от могилки моей мамы к могилке моей матушки... Часа четыре дня, людей на кладбище мало, смотрю: к храму движется небольшая группа людей: посредине юноша лет восемнадцати-двадцати, а по бокам два подростка и девочка. Юноша улыбается, веселый такой, посмотришь на него и сам заулыбаешься, такое от него исходит... я бы сказал духовное веселие. По крайней мере я его именно так увидел, дай-то Бог ему предстать таким пред всеми, кто его встретит. И те, что рядом с ним идут, тоже какие-то светлые, приветливые, с такими людьми чувствуешь себя хорошо и уютно. Встретил я их около Духовского храма и как будто Дух Господень парил над нами.

Волосы у юноши длинные, улыбка такая хорошая... Но нет у него двух ног, а привязаны к голеням его две деревяшечки..., и нет... правой руки... но сам он такой радостный, будто уже пребывает в Царстве Небесном.

Дал я девочке, что из кармана потянулось, - она оглянулась на меня, улыбнулась, отдала юноше, и он в мою сторону посмотрел... и пошли в храм.

Что можно написать в конце этой истории, я и сам не знаю. Наверное, все очень просто: побывал я несколько минут в... Царствии Небесном. 

                                        Ххх

 Ты кто, а я - водитель кобылы

      Милая и славная Наташа. “Садись,- говорит, батюшка и поехали, куда тебе нужно, с ветерком отвезу”. Едем по загруженным улицам, ничего я с ней не боюсь, а она, наверно, со мной ничего не боится, с батюшкой едет. Завозит меня на кладбище... Въезжаем в ворота, где висит запрещающий знак, я  говорю: поезжай, не бойся, здесь "каждая паршивая собака знает мою легкую походку". И не только собаки, но и смотрители, и могильщики, и нищие, - все  знают. Идем мы  на могилки, украшаем их цветами, молимся, и мне веселее, нет такой грусти, потому что не один я сегодня. Потом мой водитель везет меня домой. Я  думаю, почему я совсем не устал и даже ложиться не хочу. А во всем в этом виновата Наташа, моя духовная дочка. Много у меня детей, а вот такой другой нет. Водитель, тпррруу...  приехали!

                                              Ххх

Есть еще на нашей земле  добрые люди, а среди них самый дорогой для меня - Миша.  На него вся моя надежда - и по смерти, верю, не оставит он меня.  Ему бы не зарисовку, а целую книгу посвятить: он - мой помощник и радость моя. Сейчас позвоню и все это ему скажу. А он рассмеется в ответ. Мишка, Мишка, живи подольше, на радость своей семье и для меня, грешного, и пусть “прядут дни свою былую пряжу”, а я буду прясть свои зарисовки о добрых и хороших людях для того, чтобы их было еще больше.

                                              ххх

У нас на подворье новый дьякон - отец Леонид (Каюров), бывший артист МХАТА’а и киноактер. Читают Апостола:  мы с Владыкой, нашим настоятелем, сидим, а отец Леонид совершает каждение. Вдруг Владыко говорит с улыбкой: “Отец Вячеслав, я вчера смотрел фильм по телевизору, а там наш отец Леонид бегает с ножом и кричит: “Сейчас зарррэжу!”. С ним надо быть поосторожнее.” Сам улыбается и меня рассмешил. Кто знает Владыку, тот может себя представить, с какой непередаваемой интонацией он произнес эти слова.

                                        ххх

Был и такой курьезный случай: служу я литургию, а дьякон читает Евангелие о Закхее. Хорошо читает, но вдруг слышу: “ ... и предитек, возлезе на ягодицу, да видит, яко хотяше мимо ея пройти.”

Приходит дьякон в алтарь,  я его спрашиваю: “Это ты на какую такую ягодицу взобрался?” Смеется: “Простите”.

В славянском тексте говорится: “возлезе на ягодичину”, т.е., по-русски, “на смоковницу.”

                                        ххх

Церковный ларек в подземном переходе метро. За стеклом висит поясок с молитвой на церковнославянском языке, рядом указана стоимость пояска и название молитвы по ее начальным словам: “Живые помочи”. Остановился  я и думаю: подожду, сейчас, наверное, появятся пассажиры очередного поезда, в особенности женщины, и начнут раскупать столь чудесные помочи для своих мужей, ведь это отличный подарок на день рождения  - живые помочи, не простые, а живые. Но что-то все проходят мимо и не обращают внимания на сие чудо, никому оказались не нужны “живые помочи”.

Подошла одна молодая женщина и купила чудесную молитву, ограждающую нас от всякого зла и хранящую в пути - молитву, начертанную по-церковнославянски на этом пояске: “Живый в помощи Вышнего в крове Бога Небесного водворится”. Это 90-ый псалом, который по-русски звучит так: “Живущий под кровом Всевышнего, под сенью Всемогущего покоится”.

Наверное, что-то требует в наших молитвах перевода на русский язык. Тогда не будут торговать в наших церковных ларьках “живыми помочами”. Сегодня, к примеру, на панихиде читаю записку, написанную довольно грамотным почерком: “усохших Марии, Константина, Наталии”, вместо усопших. Надо, видимо, почаще ходить в церковь и молиться за своих близких - усопших, уснувших, которые при звуках Архангельской трубы, возвещающей о Страшном Суде, проснутся и дадут ответ за свою жизнь Своему Господу. А усохшие, они так и останутся усохшими, чего им просыпаться, можно и еще немного поспать...

                                        Ххх

    Чудо от иконы Божией Матери “Нечаянная Радость”.

 Прихожу сегодня служить, а начинать службу не с кем - хора нет. Правда, хор у нас в будни состоит … из одного человека, но и этот “хор” не пришел.   Первое сентября, народа нет, но вдруг храм начинает заполняться: один, два, три человека, десять….  Спрашиваю, есть ли исповедники. Подходит молодой бородатый мужчина: “Батюшка, мы исповедовались у отца Владимира на Сивцевом Вражке около Телеграфа, нас человек тридцать”. Я говорю: “Хорошо, причащайтесь”. А хора нет. Время начинать службу. Спрашиваю этого мужчину: “У вас никто петь не умеет?” - “ Не беспокойтесь, батюшка, есть, кому петь”. -  “А читать кто-нибудь может?” - “Да” - и показывает на молодого человека. И служба пошла…

Начало Литургии, возглас “Благословенно Царство” - и весь храм, человек сорок-пятьдесят, подхватывает: “Аминь”… Так началась эта необыкновенная чудесная литургия. Пели так, как не поет ни правый ни левый хор….  Пел народ Божий…. На все возгласы отвечал народ, а не хор, изображающий народ. А потом все причащались. В записках часто поминалось имя тяжко болящего иерея Георгия, и я понял, кто стоял в храме и кто так пел, и кто их так петь научил, и какой гигантский труд вложил отец Георгий, чтобы так пели и так предстояли пред Богом, и не только предстояли, а и молились. Передо мной были “кочетковцы”. Не пришел наш “хор”, состоявший из одного человека, и Божия Матерь прислала Свой хор, не позволила, чтобы служба не состоялась, ведь у нас прихожане петь не умеют, у нас нет запрещенного отца Георгия…  Трудно плыть против течения: в сторону уносит и назад может отбросить. Но если приплывешь, несмотря на сопротивление, и достигнешь цели, то сколько радости и сколько радостных лиц засияет вокруг! Доплыл! Значит, верил, крепко верил,что доплывешь. Нам бы такую веру и так бы трудиться. Нас в этот день просто не оставила наша Божия Матерь Нечаянная Радость, и после службы я это всем находящимся в храме сказал. Вы бы посмотрели, как светились их лица, и какие были улыбки,  какие радостные они из храма уходили!

А в заупокойных записках упоминался убиенный отец Александр Мень. Земная Церковь соединилась с Церковью Небесной, - и два священника предстали пред Престолом Божиим один на земле, другой на небе. Себя я в расчет не беру, я -  грешник, за меня совершал службу Сам Господь. Я как бы был в стороне. Но все равно, как хорошо было, и какая чудесная была служба… Благодарение Божией Матери, и спасибо “кочетковцам”, которых Она в этот день призвала!

                           ххх

1998 год. Навечерие Богоявления.

Вхожу в храм великомученика Феодора Стратилата и смотрю: “за ящиком”  Таня и человек шесть детишек, мальчиков и девочек, юных продавцов. Выбегают, подходят ко мне под благословение, все радостные, улыбаются... Что это? Сон? Ведь совсем недавно этого и представить нельзя было. Исчез тот страх, который прежде опутывал всех. Не оставил Господь Россию, и, наконец, пустили детей приходить ко Христу. Вот и за нашим “ящиком” идет детская игра.

                                        Ххх

Я раньше очень любил ранние службы и с большим удовольствием их служил, а теперь полюбил поздние, так как много приходит детей, поют красиво и больше  торжественности. Собор Архангела Гавриила располагает к торжественной службе: много прислуживающих, много глаз к тебе обращено, люди ждут службы,  слова,  молитвы. Для меня главное в службе - это проскомидия, евхаристический канон и помин. Упадешь на колени и шепчешь: помилуй, Господи, Тамару, маму, Глеба, игуменью Анну, послушницу Ирину, Лидию, Ираиду, Машеньку, Лену, Михаила, Наташу, Екатерину, Наташу, иерея Андрея, младенца Ванечку, Вадима, Валю.... Поднимешься с колен, и как будто ты такую работу сделал, важней которой нет на земле. А хор поет “Тебе поем...” и “Молимтися Боже наш...”, на Престоле Сам Господь Своим Телом и Кровью и ты, простершийся пред Ним, и Божью Матерь здесь вспоминаешь: ”Изрядно о Пресвятей, Пречистей, Преблагословенней...”

      Как хорошо, что мы все собраны здесь вместе и слово, которым хочешь зажечь людей , и причащение детей. С какой открытостью они подходят причащаться, и как много их стало  в храме... А после службы молебен и молитва перед Божьей Матерью, окропишь всех водой и  идешь в воскресную школу. Что еще человеку надо: отдохнуть дома немного, посидеть, пописать и лечь спать с именем Господа на устах... Проснуться и все начинать сначала.

               ххх     

Самое большое достижение последних лет - это воскресные школы. Все государственные школы, вузы, академии, вместе взятые, не могут дать того, что дают воскресные школы - основ нравственности, та