Фильм американского режиссёра Ричи Кристиано (Christiano) «Изменяющий время» ошарашивает. Спокойный зачин – 1890-й год, викторианские учёные мужи, машина времени. Вариация на тему Уэллса, очень приятно.
Да, джентльмен из 1890 года путешествует в 2002 год. Да, джентльмен изумляется, даже больше героя Уэллса. Только джентльмен удивляется вовсе не прогрессу науки, а росту безбожия. На экране люди целуются! Не на экране – тоже. Сквернословят. Про Бога забыли. Даже верующие ходят в церковь (протестантскую) не помолиться, а пообщаться друг с другом. Последние времена, мир обречён. А первопричина бед – либеральный подход к христианству, которым грешил главный герой, теолог образца 1890 года. Грешил, пока не увидел, к чему это приведёт. Он возвращается в прошлое, после чего обладатель машины времени пытается проверить, — а будет ли будущее у Земли в 2100-м году. Нет... В 2050-м – нет... В общем, последние времена настали... А начиналось всё с фразы: «Даже если речь не идёт о Нём Самом [Христе], даже если люди не признают Иисуса Христа, мы всё равно должны учить Его наставлениям в интересах всего общества».
Этика без Христа – как пиво без водки. Истина – в том, чтобы «принять Иисуса Христа в своё сердце».
Это – классическая для современного американского баптизма формула («hallmark of evangelical conversionism», по выражению журнала «Christianity Today» (http://www.christianitytoday.com/ct/2012/juneweb-only/baptists-sinners-prayer.html).
Аналогом ей в современном русском христианском дискурсе является фраза: «Нужно не знать о Боге, а знать Бога».
Паскаль своё обращение к Богу описал как исход от Бога философов к Богу Авраама. Он – для себя формулирует, он не призывает всех католиков проклять философов и видеть в христианской философии источник нравственного разложения общества. Хотя и Паскаль, увы, был склонен к магическому мышлению – а таково мышление, которое полагает, что существует магическая формула, которая одна спасает человека. Да, спасётся всякий, кто призовёт имя Христа. Но это не означает, что «имя Христа» — это формула «принять в сердце» или что это троекратное погружение с полным чином молитв. И уж подавно это не означает, что человек, не слыхавший о Христе или слыхавший о Христе только всякие ханжеские гадости, — погиб.
Видимо, именно этот фильм – мягко говоря, примитивный – спровоцировал сомнения в допустимости выражения, которое автор фильма счёл средством спасения человечества. 15 апреля 2005 года, малоизвестный блоггер Тодд Фрил (Friel) написал заметку «Десять причин, почему не следует приглашать Иисуса в своё сердце». Аналогичные тексты сочиняли другие блоггеры. 1 марта 2012 на эту идиому обрушился куда более важный человек – убеждённый кальвинист, знаменитый проповедник Дэвид Платт из самого оплота баптизма Бирмингем, штат Алабама. В результате дошло до голосования на ежегодном съезде Конвенции Баптистов Юга (одобрили выражение, оговорив, что оно не должно становиться магической формулой).
Фраза изредка употреблялась пуританами и кальвинистами XVII-XIX веков. Но очень изредка и в специфических контекстах. Например, шотландский кальвинистский пастор Томас Бостон (ум. 1732) говорил, что те, кто причащаются, должны принять Христа и в своё сердце. Это – вовсе не о «первичном» обращении, это классическая средневековая метафора – Христос родился в хлеву, пусть родится и в твоей душе. В 1924 году Гарри Кларк написал гимн «Приди в моё сердце, Господь Иисус», который стал довольно популярным. «Резкий взлёт использования выражения «пригласи Иисуса в своё своё сердце» произошёл в 1970-е годы, — писал историк Томас Кидд (http://www.patheos.com/blogs/anxiousbench/2012/07/ask-jesus-into-your-heart-a-history-of-the-sinners-prayer/), и объяснял это тем, что детей стали больше учить религии не в семье, а в воскресных школах: «Наставники искали простые способы объяснить детям, что такое решение быть с Христом».
Правда, обоснование для фразы забавное – слова апостола Павла: «Ибо всякий, кто призовет имя Господне, спасется» (Рим. 10, 13). Про сердце-то где здесь?!
В Библии такого выражения нет, говорится лишь об обитании Духа Божьего в сердце человека. Ещё активнее защитники фразы говорили о том, что она вытекает из образа Христа, который стоит у двери и стучит – мол, «дверь» это и есть сердце.
Защитники выражения подчёркивали, что Дух Божий указывает на Христа. Противники – что это выражение за пределами США не распространено, так что американские миссионеры должны быть осторожнее – как бы не оказаться проповедниками традиции, а не Христа. Наложился на это и спор между кальвинистами и их противниками: выражение «принять Иисуса в сердце» может быть проявлением «кальвинистской» самоуверенности в своём спасении. Вообще «принять Иисуса в сердце» — недурно, но как насчёт покаяния? Может, сперва навести в сердце порядок? Между тем, среди сторонников этой фразы принято называть её «молитвой грешника». Верно – молитва грешника, но не молитва кающегося грешника.
Что плохого в стремлении уйти от абстрактного морализма к живой вере? А что хорошего в том, чтобы считать совесть – абстрактным морализмом? Считать «закон, написанный на сердце», по выражению апостола Павла, закон, благодаря которому и язычники знают, что хорошо, а что плохо, — считать этот закон проколотым воздушным шаром? Что хорошего в том, чтобы считать живой верой повторение строго определённой словесной формулы? Что хорошего в упрощении и инфатилизации веры?
Сердце – мощный образ, метафора с многотысячелетней историей. Это метафора, противостоящая коллективизму – сердце есть только у личности. Здесь и подстерегает опасность: сердце – условие необходимое для того, чтобы стать личностью, но далеко не достаточное. «Принять Христа в своё сердце», наверное, лучше, чем класть свой живот за крещение через погружение, не через обливание. Но всё же путь к собственной личности – узок, по обе стороны его скользкие склоны эгоизма, и спасает от эгоистического христианства не та или иная словесная формула, будь она трижды библейской, а общение с Богом и с людьми – общение с открытым сердцем, открытым прежде всего для слушания Бога и людей, а не для помещения их в заранее приготовленные камеры.